Прелести культуры - Страница 56

Только я ничего не говорю – бывают разные пансионы для престарелых старух, разные, так сказать, богадельни. Их туда принимают. Им там кушать дают. Там им светло и тепло. И они там чай пьют, и мягкие булки жрут, и котлетами закусывают.

Конечно, попасть туда не все могут. А то бы, знаете, чересчур набилось. Некоторым, может, трудового стажа не хватает туда попасть. Опять же некоторые бывают классово невыдержанные старушки. Этим я тоже не завидую. Жалеть – не жалею, но не завидую.

Такая была А. С. Баранова. Такая немолодая старуха. Ей невозможно было пенсион схлопотать по причине ее ненастоящего происхождения. Ее супруг был, я извиняюсь, бывший торговец. Он при царизме ларек держал.

Так что в этом житейском отношении старушке была труба. Главное, родственнички ее все, как один, подохли за бурные годы нэпа. А супруг ее, бывший торговец, тоже не очень давно скончался от расстройства сердечной деятельности. И осталась эта гражданка ни при чем.

То есть что значит – ни при чем? Она имела какое-то барахлишко. Она имела некоторую мебель, некоторые лампы и абажуры и всякие разные вещицы от ее бывшего затхлого мещанского быта.

Только про это она так располагала:

«Ну, – думает, – прожру я эти бывшие вещицы, и может, я еще тридцать пять лет протяну. Это же надо понимать».

А тут начали, конечно, ей разные жильцы советы преподавать.

– Ты, – говорят, – цветки делай на пасхальные дни. Или, – говорят, – перекинься на антисанитарный фронт – полы мой или окошки протирай.

А был среди домашних жильцов такой вообще сукин сын, Петров-Тянуев. Вообще интеллигент. Он так ей говорит:

– Допустим, – говорит, – человек должен прокормиться. И допустим, он ничего не знает, ничего не понимает, цепляется за старый быт и в союзе не состоит. На какой он фронт должен тогда податься? А он должен податься на детский фронт. Пущай происходят разные колебания, но, промежду прочим, такое явление, как материнство и младенчество, завсегда остается в силе. Или, – говорит, – еще кухня. Хотя, – говорит, – это последнее потерпело некоторые изменения. Разные произошли общественные столовые и вообще раскрепощение домашних хозяек.

А. С. Баранова отвечает:

– Кухню я, безусловно, не могу. Я, – говорит, – от жары чрезвычайно сильно задыхаюсь и имею крупное сердцебиение. А что касается младенчества, то, – говорит, – я их и в руках никогда не имела и их не понимала.

Петров-Тянуев так ей говорит:

– А вам, – говорит, – ничего такого и не надо. Я, – говорит, – сам очень огорчаюсь и сочувствую, что я не дама, я бы, – говорит, – свободно заимел тогда легкую и приятную жизнь. Я бы, – говорит, – ходил себе по садикам, ходил бы по бульварам. Я бы, – говорит, – разных ребят похваливал. Или бы маме чего-нибудь похвальное сказал в смысле ихнего малыша или младенца. Родители, – говорит, – это очень обожают и за это в долгу не останутся. А вы, – говорит, – тем более, такая старушка чистенькая. Вам копейку неудобно подать. Вам две копейки дадут. А кто и три. Или велят клистирчик малютке поставить. Или попросят кашку сварить. Одним словом, вам очень прилично пойти на детский фронт.

Или он ее еще уговаривал, или она сразу раскумекала, как и чего, только, действительно, пошла по такой легкой тропинке.

Недели, может, три или две она славно жила. Она имела мягкие булки и детские квадратные печенья. Она имела бутерброды и детские игрушки. Но потом ей не понравилось это дело, и она перекинулась на санитарный фронт.

То есть не то чтобы ей не понравилось. Ей понравилось. А только невозможно было работать. Нерентабельно. Ей младенца подсудобили.

Она имела разговор на бульваре. Ей девочка понравилась. Она ее маме об этом сказала.

Мамаша, чей младенец, так ей говорит:

– Вы, – говорит, – действительно так детей обожаете?

– Да уж, – говорит, – прямо горю, как на их гляжу.

– А ну, – говорит, – подержите девочку.

Сначала подержите, потом поносите. И сошла с круга. Не явилась обратно.

Наша А. С. Баранова ждала и волновалась, но после отдала младенца в милицию.

А очень над ней в доме хохотали.

Петров-Тянуев говорит:

– Это, – говорит, – просто несчастный случай. Конечно, особенно захваливать не требуется, но это верное, святое дело – материнство и младенчество. Умоляю вас, не бросайте!

Однако А. С. Баранова бросила это дело и перекинулась на санитарный фронт. И живет не так худо. Хотя и не так хорошо.

1929

Летняя передышка

Конечно, заиметь собственную отдельную квартирку – это все-таки как-никак мещанство.

Надо жить дружно, коллективной семьей, а не запираться в своей домашней крепости.

Надо жить в коммунальной квартире. Там все на людях. Есть с кем поговорить. Посоветоваться. Подраться. Конечно, имеются свои недочеты.

Например, электричество дает неудобство.

Не знаешь, как рассчитываться. С кого сколько брать.

Конечно, в дальнейшем, когда наша промышленность развернется, тогда можно будет каждому жильцу в каждом углу поставить хотя по два счетчика. И тогда пущай сами счетчики определяют отпущенную энергию. И тогда, конечно, жизнь в наших квартирах засияет как солнце.

Ну а пока, действительно, имеем сплошное неудобство.

Для примеру, у нас девять семей. Один провод. Один счетчик. В конце месяца надо к расчету строиться. И тогда, конечно, происходят сильные недоразумения и другой раз мордобой.

Ну хорошо, вы скажете: считайте с лампочки.

Ну хорошо, с лампочки. Один сознательный жилец лампочку-то, может, на пять минут зажигает, чтоб раздеться или блоху поймать. А другой жилец до двенадцати ночи чего-то там жует при свете. И электричество гасить не хочет. Хотя ему не узоры писать.